В Японии пенсионеры тратят около $90 млрд на своих детей и внуков. Это почти треть роста всего потребления страны. Фото Getty Images
Объявленная пенсионная реформа будет воспринята как несправедливая. В мире есть примеры более разумных решений
Решение о повышении пенсионного возраста принято. В обозримом будущем «дорогие россияне» будут отправляться на заслуженный отдых на несколько лет позже. Это было ожидаемо, хотя мне до последнего казалось, что средства на растущие в 2014–2018 годах в среднем на 300 млрд рублей в год трансферты из федерального бюджета в ПФР можно найти, особенно если учесть проектировки профицита федерального бюджета в 0,5–1% ВВП в текущем году и почти отсутствующий по мировым стандартам государственный долг.
Но власти распорядились иначе — и рискнули превратить весь очередной срок Владимира Путина и еще минимум пять-восемь лет в период перманентного недовольства тех, кто уже должен был бы выйти на пенсию, но никак не может. Можно ли было найти менее болезненный метод решения этой проблемы? Мне кажется, да. Если подумать заранее.
Опасный маневр
Решение о повышении пенсионного возраста на 5-8 лет (или на 5 лет — с учетом озвученных Путиным в конце августа предложений по смягчению реформы) и осуществление этого «маневра» по принципу «½ года за год» опасно по двум причинам (об экономической эффективности я вообще не говорю). С одной стороны, за последние годы это уже второй случай «пенсионного грабежа» населения. С 2014 года ежегодно замораживается накопительная часть пенсии, и за пять лет эта сумма превысила 2,4 трлн рублей. Теперь добавится новый источник экономии.
Ежегодно в России на пенсию выходит в среднем 1,9 млн человек; при этом средняя зарплата в 2017 году составляла 38 800 рублей, а средняя пенсия — 13 200 рублей. Реформа предполагает, что Пенсионный фонд дополнительно получит около 100 млрд рублей страховых взносов и в то же время заплатит на 150 млрд рублей меньше пенсий. Каждый год сумма экономии будет увеличиваться пропорционально, и всего за пять лет до начала очередной президентской избирательной кампании она приблизится к 1,5 трлн рублей в год, достигнув 4 млрд рублей с момента начала реформы. Но и это лишь часть экономии.
Сейчас средняя продолжительность жизни на пенсии, по данным Росстата, составляет 25,8 года для женщин и 16,1 года для мужчин; по завершении реформы она составит 17,8 и 11,1 года, если продолжительность жизни не будет расти (в России этот показатель только что вернулся к советскому уровню и не очевидно, что «компенсационный» рост в 2003–2011 годах перейдет в устойчивый повышательный тренд).
Но даже если продолжительность жизни увеличится на 1,5–2 года, общая потребность в пенсионных выплатах сократится очень значительно, более чем на 24%. Говорить о том, что пенсионеры, чьи страховые выплаты выстраивались с прицелом на гораздо более продолжительное пребывание на пенсии, не будут обделены, не приходится. Так или иначе, сложно доказать, что реформа проводится в интересах пенсионеров, как это часто утверждают.
Повод для недовольства
С другой стороны, реформа будет воспринята как несправедливая еще по одной причине. При схеме «½ года за год» реформа затронет самым непосредственным образом мужчин в возрасте от 50 до 60 лет и женщин от 40 до 55 (именно от них срок выхода на пенсию будет постоянно «убегать»). Между тем это как раз те люди, которым в 1990-е годы было от 20 до 30 лет; они вступили в самостоятельную жизнь, ни на что не надеясь, по сути, ощущая себя брошенными на произвол рыночной стихии.
Новая экономическая политика Путина, объявленная в 2000-е, была ими поддержана в первую очередь потому, что представлялась желанной альтернативой хаосу. Повидав бум 2000-х, именно эти люди стали наиболее восприимчивы к мнению о 1990-х как об ужасном времени, от которого их спасло возрожденное российское государство (родившиеся в 1980-е не помнят этого времени и менее восприимчивы к современной пропаганде). И сейчас именно им предлагается 10–15 лет жить в ощущении постоянного обмана.
Мне кажется, что такое испытание терпения миллионов людей может дорого обойтись властям и отразиться на электоральных кампаниях 2021 и 2024 годов. Пик этого недовольства придется как раз на середину 2020-х, когда перед российской политической элитой будет стоять самая сложная задача — сохранить легитимность системы либо в условиях ухода ее создателя из власти, либо через переход к пожизненному правлению. Напомню: к 2024-му пенсионные изменения коснутся почти 12 млн человек, и минимум 10,5 млн из них еще будут живы, обладая избирательным правом. Не уверен, что это поможет сохранению пресловутой «стабильности».
С оглядкой на Европу
На мой взгляд, более рациональную реформу стоило бы выстраивать с учетом двух обстоятельств.
Во-первых, практика европейских стран показывает, что процесс повышения пенсионного возраста должен быть более медленным. Например, в Германии с 1957 года был установлен пенсионный возраст 63–64 года для мужчин и 60 лет для женщин. В 1999 году бундестаг принял решение уравнять пенсионный возраст на уровне 67 лет. Увеличение было начато через три года и завершится в 2029-м. Иначе говоря, для повышения пенсионного возраста у мужчин на 4 года потребуется не 8 лет, как в России, а почти 30. В Бельгии, где сейчас на пенсию выходят в 65, повышение до 67 лет завершится к 2030 году, а в Австрии на увеличение возраста выхода женщин на пенсию с нынешних 60 до 65 лет выделен период до 2033 года. При этом продолжительность жизни в Бельгии составляет 81,3 года уже сейчас, и окажется ли она в России к концу 2020-х сопоставимой с этой цифрой, еще большой вопрос.
Примерно такой же темп перемен и в странах Балтии, где единый пенсионный возраст 65 лет вступит в силу в Эстонии и в Литве в 2026-м, а в Латвии — в 2025 году, но там процесс начался в 1999–2002 годах!
Помимо очень мягкого и растянутого процесса повышения пенсионного возраста в европейских странах как раз сейчас возникает новый тренд: не просто расписать увеличение пенсионного возраста от года к году, а законодательно привязать его к росту продолжительности жизни. Закон о переходе к такой системе с 2022 года принят в Голландии, в 2025 году к эксперименту присоединится Франция, в 2026-м — Эстония.
На мой взгляд, такой подход мог бы стать для России находкой: допустим, можно уже сейчас решиться на повышение пенсионного возраста, например, до 58 лет для женщин и 62 лет для мужчин к 2024–2026 годам, а на будущее ввести формулу соответствия возраста выхода на пенсию реальным успехам в повышении продолжительности жизни (что для России особенно актуально, так как у нас, в отличие от Европы, отмечался не только рост этого показателя, но и его резкое падение, и от повторения истории мы не застрахованы).
Богемский принцип
Однако и медленное повышение пенсионного возраста, и его привязка к продолжительности жизни не исключают самого, на мой взгляд, методологически верного подхода к пенсионной реформе.
Этот подход пока реализован только в одной европейской стране — Чехии, и, мне кажется, России следовало бы пойти именно по ее пути. Власти здесь применили метод, который отчасти попытались использовать в России в период проведения пенсионной реформы 2002 года, когда накопительную пенсию распространили на граждан от 1967 года рождения и моложе. Метод этот мог быть диверсифицирован и использован универсальным образом. Предполагая, что в стране будет отмечаться рост продолжительности жизни, и принимая во внимание, что уже существуют или появятся современные финансовые пенсионные инструменты, власти могли бы объявить о повышении пенсионного возраста, например до 62 лет, всем, кто родился после этого времени. Для 30–35-летних 62 года кажутся отделенными вечностью, а через несколько десятилетий к нововведению относились бы как к данности. Аналогично можно было установить, что все, родившиеся после 1980 года, уходят на пенсию в 65 лет, а после 1993-го — в 67 (все цифры условны, речь о принципе).
Только такая реформа, мне кажется, решила бы все проблемы российской власти: она, с одной стороны, позволила бы реально поднять пенсионный возраст ко второй половине 2020-х годов и повышать его далее (ранее проблема с покрытием дефицита пенсионных платежей не станет по-настоящему критичной), а с другой — все непопулярные решения были бы приняты в первой половине 2000-х, когда уровень оптимизма в российском обществе зашкаливал и при этом те, кого они непосредственно затрагивали, скорее всего, просто не заметили бы новаций или не придали им значения.
Однако в России все происходит только тогда, когда в известное место клюнет жареный петух. Петух вроде клюнул. Реакция известна. Однако мне почему-то кажется, что эффект от реформы может оказаться вовсе не таким, каким видится сегодня. Что для России не в новинку.